«Иногда работаю под чужим именем»: пермский реставратор о запретах, конфликтах с жителями и проектах мечты

Архитектор-реставратор из Перми Геннадий Воженников больше двадцати лет восстанавливает исторические здания и раскрывает тайны города. Он участвовал в раскопках к 300-летию Перми и работал над десятками памятников. В интервью URA.RU он рассказал, какие тайны города он мечтает раскрыть, почему работать под чужим именем обычное дело и зачем архитектору навыки рукопашного боя.

Геннадий, расскажите, как вы пришли в профессию? По зову сердца или скорее по наследству?

Когда я начинал работать, все называли меня «Воженников-младший». От этого клейма хотелось избавиться. Я выбрал кафедру реставрации, и у нас с отцом получилось разделение труда. Он занимался новыми объектами, а я привнес в семейное дело любовь к истории и археологии.

Я работал с Пермской археологической экспедицией и влюбился в археологию. Кризис возник, почему я не археолог, а архитектор? Но потом я понял, что архитектура по-своему может быть даже интереснее. Совместно с реставрацией она позволяет заглянуть в будущее Перми. Общаясь с коллегами и участвуя в градостроительных советах, видишь, каким будет город через некоторое время. А на раскопках узнаешь, как город менялся.

Какие открытия удалось сделать в Перми перед 300-летием?

Мы впервые вскрывали Пермь целыми кварталами, по площади это четыре стадиона «Динамо» с трибунами! Настоящая археологическая революция. Но и без ограничений не обошлось.

В 2023 году нам не разрешили копать на центральной улице. Мы обнаружили место первого пермского зоопарка при дворце генерал-губернатора, там держали варанов, крокодилов или крупных змей. Хотели найти вольеры, но раскопки не разрешили. Чтобы не портить улицу Ленина заборами и раскопками перед самым празднованием, запретили копать и между памятником Татищеву и художественным училищем, где можно было найти остатки пермской крепости.

Достаточно ли образования в вузе, чтобы начать работать?

Архитекторы учатся долго, почти как врачи. Я окончил художественную школу, Пермский строительный колледж, Уральскую государственную архитектурно-художественную академию, два курса аспирантуры. Выходит 16-17 лет обучения. Ты работаешь и параллельно учишься. Учеба не заканчивается никогда: нужно слушать лекции, ездить по другим городам, «насматриваться» интересными аналогами.

Я начал работать на последних курсах техникума. Мне повезло, мы с однокурсниками пришли на практику в мастерскую отца. Там и остались работать. Проектировал остановочные пункты с киосками, почти все старые автомобильные стоянки по городу. Даже успел запроектировать сцену в Горьковском парке — это мой позор, она до сих пор стоит.

Сейчас я беру из техникума одаренных ребят рисовать то, что мы запроектировали в компании. Я тоже начинал обрисовывать взрослых архитекторов, а потом сам вошел в профессию. Я понимаю, что если сотрудников из нашей компании бросить на сложный объект, то у них появится тысяча вопросов. Они не найдут эту информацию даже в интернете, но могут обратиться ко мне или к старшим коллегам и мы им обязательно поможем.

С какими трудностями сталкиваетесь в профессии?

Больше всего обидно, когда тебя критикуют люди, далекие от архитектуры. Они не знают, что каждый шаг реставратора нужно подтверждать несколькими историческими, картографическими и иконографическими данными.

Когда мы работали над памятником «Эвакуация», нас за все упрекали. Я подготовил несколько мест для установки с обоснованием. Их забраковали и потребовали перенести памятник к воде. Я объяснил, что придется сделать и сколько десятков миллионов рублей потратить, чтобы это реализовать. Для чиновников стало открытием, сколько работы скрыто за простой, казалось бы, подпорной стенкой.

Как вы работаете с жителями домов, чтобы не возникало конфликтов?

Обычно собственник выкупает и расселяет жилье, и тогда ты начинаешь обмерять здание. Но был случай, когда людей еще не всех расселили, а я уже начал обмерять помещения. Не раз доходило до столкновений на кулаках с маргинальными компаниями. Я тогда занимался рукопашным боем, и меня это спасало.

Насколько востребованы российские реставраторы за границей?

Моя профессия за границей не будет столь востребована. Я изучаю историю России, и в Европе или Америках просто могу не понять, зачем использовался тот или иной предмет, обнаруженный в археологических слоях. Конечно, уральский реставратор может и египетскими пирамидами заниматься, если знает местную специфику. Но вообще в нашей профессии где родился, там и пригодился. В Перми ты все равно будешь знать гораздо больше. Мои компетенции в разных сферах позволяют раскрыть тайны, которые не видят другие люди. И я знаю, кому позвонить, чтобы проконсультироваться по своим историческим находкам.

Насколько сильно законодательство влияет на вашу работу?

Я считаю избыточными ограничения при работе с памятниками. Ты знаешь требования и умеешь работать, но не сумел оформить в Москве нужную бумажку и не нашел 1,5 млн рублей для вложения в фонд обеспечения. Тогда приходится искать того, у кого эти средства есть, и работать под его именем. Мне иногда приходится работать на фирмы, у которых есть допуски. Например, на проектной документации «пивзавода» вы мою фамилию вряд ли найдете, но заказчик и коллеги знают, что это моя многолетняя работа в коллективе с другими специалистами.

Мы разрабатывали с депутатами блок исправлений. Представьте, в Оханске детский сад — это памятник архитектуры XVII века. Чтобы покрасить в нем полы, нужно вызывать фирму с лицензией, которая возьмет в десять раз дороже. Хотя можно просто покрасить, не трогая предмет охраны. Сейчас готовят послабления — если не трогаешь лепнину, можно ремонтировать без специальных допусков. Надеюсь, это заработает.

Можно ли считать реставрацию прибыльным делом?

Среди коллег есть очень состоятельные люди. Я не сумел как они масштабировать бизнес и живу в свое удовольствие. Не хочу тонуть в бумажках, делаю то, что интересно. Для меня кайф найти что-то новое, разгадать загадку, а многие нацелены на зарабатывание денег. Они тоже что-то узнают и находят на своих объектах, это неизбежно, но для них это не так важно. А так реставрация, наверное, хороший бизнес, если делаешь полный цикл.

Как вы оцениваете реставрацию фасадов в Перми? Какие объекты, по-вашему, можно было сделать лучше?

Город за последние пять-шесть лет сильно изменился. Пермь сейчас самая красивая за всю свою историю. Конечно, есть к чему придраться. Тот же строительный колледж сделали красиво, но если там открыть окна, то закрыть их уже вряд ли получится. Так вышло, потому что тендеры выигрывают те, кто предлагает дешевле. Хорошие профессионалы отсеиваются на начальной стадии. Но, с другой стороны, я рад, что вообще начали приводить здания в порядок.

Если бы у вас не было финансовых и юридических ограничений, что бы вы восстановили в Перми?

Я бы начал с раскопок в Горьковском парке, чтобы выяснить размеры «вала Модераха». На ротонде Свиязева установил бы внутри свода и колонн стеклянные вставки, сделав видимыми элементы ее уникальной конструкции, которая позволила сохранить деревянный объект до наших дней. Провел бы исследования на месте дома по улице Пушкина, 50 и Пивоваренного завода, а также на Архиерейском кладбище. Занялся бы Егошихинским некрополем.

Провел бы раскопки в местах, где делали пяточный кирпич — женщины и дети ручками и ножками в глину втаптывали формы кирпича. Воссоздал бы ресторан из первого питейного заведения XVIII века, полностью аутентичный внутри. В пермском тюремном замке создал бы музей с возможностью поужинать и переночевать в камерах политиков, писателей и других знаменитостей. А на территории бывшей инфекционной больницы показал бы уникальные методики ее обустройства и вклад врача Глеба Владимировича Флейшера в развитие медицины Перми.

Если совсем размечтаться, то я бы воссоздал Егошихинский медеплавильный завод. На его основе можно построить комплекс Первогорода с кафе, ресторанами и туристическими центрами, а по пруду кататься на лодках с электромоторами. Провел бы раскопки на Красной горке, где стояла крепость, существовавшая еще до Железного века. Возродил бы флотилию камского пароходства времен Колчака — восстановил бы корабли и оснастил их современными двигателями, сохранив при этом интерьеры XVIII века. Поднял бы из воды ушкуй времен Ермака и создал бы в Перми музей археологии.

Какой проект вы можете назвать любимым и почему?

Наверное, самый изученный и интересный — Егошихинский некрополь. Занимался реставрацией храмов на его территории более десяти лет, еще три года мы проводили там раскопки в поисках фрейлин царской семьи Генриховой и Шнейдер. Это большой отрезок жизни, который полностью переформатировал мою психику. После такого меняется отношение к смерти. Это мое любимое место, потому что я в нем разобрался и считаю себя экспертом в истории Егошихинского некрополя с точки зрения архитектуры.